Голос хранителя веков

Ночь. Я бегу босиком вверх по Митридатской лестнице. Проливной дождь насквозь промочил белую рубашку. Волосы противно прилипают к спине и лицу. Шквалистый северо-восточный пытается сбить с ног, но я хватаюсь за мраморные вазоны, пережидаю порыв и продолжаю бежать.

– Четыреста тридцать, четыреста тридцать одна, четыреста тридцать две! Ну наконец-то. Эй, Гриф! Я знаю ты здесь! Пожалуйста, ответь мне! Не прячься!
Мокрая площадь перед обелиском отражает свет фонарей. Кроме высокой стелы с Орденом Славы и пушек не вижу ничего. Бегу в темноту к обрыву. Глаза привыкают и теперь появилась скала с Вечным огнем. От сильного ветра не скошенная трава трепещет словно море в шторм.



На склоне сидит мохнатый зверь с телом льва, крыльями и головой орла. Тяжелая шерсть тоже поддается стихии и “пляшет” волнами. Он повернулся в мою сторону и я увидела его мерцающие золотом глаза.
Грифон вздохнул и, раскрыв одно крыло, кивнул головой, приглашая меня укрыться от непогоды. Я пытаюсь бежать по скалистой горе. Босые ноги промерзли и боли от острых камней не чувствую.
Наконец я спряталась в объятиях мифического друга. Сверху его шерсть мокрая, а внутри плотный, теплый и сухой подшерсток. Грифон обнял меня крылом и ливень чуть стих.
– Ты снова сердишься! Три дня в городе стихийное бедствие.
– Я думал, что ты уже привыкла к климату на берегу двух морей!? Здесь ветра резвились еще над водами Тетиса.
– Да, но не в мае, а в ноябре, феврале, январе. Маки уже расцвели. Ветер срывает лепестки…
– Маки. Красные, как кровь. Сколько пролилось ее здесь? Сколько душ живут теперь на дне пролива? Сколько раз море становилось алым и соленым от смерти, боли и слез? Когда цветут маки, я снова вижу эту кровь, слышу канонады, свист. Я слышу, как плачет мать, как истошно кричит девочка с блестящими шоколадными кудрями, как воет пес у тела хозяина. Я слышу топот копыт, лошадиное ржание, треск хлыста, лязганье сабель.
Голос Грифона перебивал громкий и быстрый стук сердца. Я глажу золотые крылья и нахожу несколько седых перышек. Их стало больше со дня нашей прошлой встречи.
– А там за Вечным огнем, на раскопе, видишь? – зверь показал клювом на руины Пантикапея, – раньше слышал, как льется вино, звон золотых монет, шарканье кожаных сандалий по земле в ритме Сиртаки. Сегодня снова раздался звук тех монет. Но теперь он глухой. Золото покрылось грязью. Я слышу злорадство, наглость и пьяные шутки…
Хранитель хотел продолжить рассказ о черных копателях, но его отвлекла грузовая машина, которая медленно подъезжала к колоннаде пританея.
– Что это они задумали?! – Грифон резко поднялся на четыре лапы, над проливом засверкали молнии, ветер усилился.
– Ты забыл? В июне же “Боспорские агоны” – фестиваль античного искусства. Я знаю, что в этом году не пожалели денег для организации. Будет новая сцена, трибуны, свет. Обещают что-то масштабное и грандиозное.
– Ах, да. Фестиваль же. Новая для меня традиция, все никак не привыкну.

– Новая? Двадцать три года уже. Почти поколение.
– Хм… Мне двадцать шесть веков. Я видел столько поколений. Сходу и не сосчитать. Одни грабили – другие трудились, одни помнили – другие даже не знали. Кому жизнь была медом, а кому лучшей оказалась смерть.
– Мне, конечно, не похвастаться тысячелетиями в паспорте. Может потому я не понимаю, от чего ты так свирепствуешь сейчас? Войны прошли, но будут другие. Всегда найдутся те, кто грабит и те, кто живет по чести и совести. Тебе ли не знать, что время идет по спирали и каждый виток похож на предыдущий? Как бы мы не пытались изменить жизнь, пока Земля продолжает движение вокруг Солнца, все останется на своих местах – и грех, и благочестие.
– Моя юная сказочница, сколько мыслей в твоей голове, сколько правды и сколько загадок? Ты все узнаешь, все поймешь. А это гораздо проще, чем кажется. У тебя ведь бывают дни печали, скорби, отрицания и отчаяния? Можешь не отвечать, я и сам все видел: твои слезы, чувствовал и шторм в душе, шквалистый ветер в голове, а вместо слов из уст вылетают молнии.
Грифон теперь дышал тихо, сердце билось ровно. Буря стихла и заблестел пролив, отражая первый луч солнца. Моя рубашка высохла. Я выпустила русые длинные волосы, которые запутались в золотых перьях. Локоны развевались на ветру и щекотали спину.
Мы встречали рассвет на склоне Митридата я почувствовала, как к груди что-то прилипло. Это был красный маковый лепесток, который принесло ветром во время бури.
– Ты прав, моя душа тоже может штормить и три дня, и неделю. И в мае, и в июне, и в декабре. Но когда я вижу своих детей – наступает рассвет. Когда улыбается мать – ураган утихает. Когда он пишет мне о любви за тысячи миль – я расцветаю, как весна. Знаешь, ведь есть те кто тоже видит в маках кровь. Сколько слез пролито в дни памяти? Сколько людей несут огненную реку на эту вершину? Ты знаешь, как здесь любят и восхищаются уникальными “Боспорскими агонами”? Сколько сил тратят, чтобы открыть и поведать миру культуру античной эпохи? Ты знаешь сколько душ навсегда влюбились в каждый уголок Керчи, несмотря на буйство ветров и знойную жару? Ради нас, ради памяти, в конце концов, ради фестиваля – не сердись на красные поля, на громкие взрывы, на слезы, на хулиганов оскверняющих подвиг. Послушай о чем думают люди на рассвете.
– Они всегда думают о надеждах. Надеждах на хорошую погоду, легкий путь, взаимную любовь, крепкое здоровье, на лучшее будущее…
Солнце поднялось над арками Крымского моста. Пролив замер в ожидании судов, которые уже три дня стояли на якорях у Керчь-Еникальского канала.
Ночью я пыталась согреться под двумя одеялами. Теперь проснулась от жары. Осторожно поднялась и подошла к зеркалу – голова лохматая, ночнушка сырая, ноги в синяках и ссадинах, а к груди прилип красный маковый лепесток и подарил надежду на новую встречу с крылатым другом…

Автор Антишина Мария (Беликова)